Ося, родной, далёкий друг!
Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтёшь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернёшься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память.
Осюша, наша детская с тобой жизнь — какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу? Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоём?
Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой милый слепой поводырь... Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и всё безумие, с которым мы прожигали наши дни. Какое это было счастье — и как мы всегда знали, что именно это счастье.
Как долго и трудно погибать одному. Для нас ли неразлучных — эта участь? Мой последний сон: я покупаю в грязном буфете гостиницы какую-то еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не знаю, куда нести всё это добро, потому что не знаю, где ты. Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер.
Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня? Знаешь ли, как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе... Ты всегда со мной, и я — дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, — я плачу, я плачу, я плачу.
Это я — Надя. Где ты?
(письмо, которое Надежда Мандельштам написала своему арестованному мужу в октябре 1938 года — на случай, если его всё же отпустят, а её заберут. В январе она узнала, что он умер в пересыльном лагере. Письма жены Осип Мандельштам так и не прочёл)
